ТАМАРА НЕВЕРНА…
Так любила Демона,а свадьбу сыграла с его автором. Причем со всеми грузинскими церемониями, вплоть до закалывания барашка.Черный силуэт барашка на белой бумаге брызнул красным, застольный грузинский хор дружно закричал на одну букву: о-о-о-о!
Дмитрий Крымов на театре большой озорник. Его чувство юмора и полет фантазии, умноженные воодушевлением и энергией художников и артистов его лаборатории, просто зашкаливают. В ШДИ (театр Школа драматического искусства) он поставил спектакль, где кроме одной фразы на все лады, приписываемой голосу Толстого ( правда или тоже – мистификация?), вообще никто не разговаривает, только рисует.
Знаю из собственного опыта, что художники народ молчаливый, спокойный. Сын великих родителей (папа-режиссер, мама – театровед) видимо, так устал от слов, пусть и великих, что придумал свой театр – театр художника. «Демон. Вид сверху» - опус №3 по мотивам поэмы Лермонтова. Вторая часть названия ключевая.
Действие происходит в шекспировском зале «Глобус» с его вертикальным построением. Пол опускается на предельную глубину, и мы можем наблюдать полет Демона «над грешною землей». Правда, собранный из кусочков «злыдень» напоминает больше огородное пугало или гигантскую ворону. Под прозрачным куполом зала он и останется, созерцая оттуда «на земле весь род людской».
Прямо на клеенчатом полу в прологе идет мультик Норштейна, завораживающе красивый, где есть уже все, что мы увидим в спектакле: город со старинными домиками, мир с его реками, долами и горами, над которыми так хорошо лететь, подхватив любимую. Пока полет невысок, в шагаловском варианте.Но горы все выше, все круче. На самой недоступной – башня Тамары, «царицы мира» и сумрачной демонской души.
«Коллективным сочинителям» недостаточно одного героя. Тот сверху прозревает как бы всю историю человечества - читай, историю искусства. Художники рисуют на многограннике пола, макая кисти в ведерки, пачкаются в краске, порою в нее вляпываются, сминают очередной шедевр и начинают как ни в чем не бывало новый.
Адам и Ева давно мифологизированы. Бродя меж их вытянутых силуэтов, живописец надкусывает опасное яблочко, и вот уже безобидный с виду резиновый кнут превращается в искусителя змия, извивается, рвет рисунки…Не стоит ждать логики исторических событий от Крымова и компании. Почти сразу после сотворения мира из желтых полосок клейкой ленты и старых пластинок рождаются подсолнухи Ван Гога, простые и звучные, как барабанная дробь.
А художники уже изображают усадьбу опального графа, и сам он, босой, с бородой в пол ( в прямом смысле), с сакральной фразой, что, мол, так жить нельзя, не замечая грязи по колено ( точнее, краски), шагает прямо на станцию, а попадает в крошечный домик- под вокзальную крышу, а то и в домовину. Не слишком великодушно смеяться над смертью, но сделано это таким мягким, любовным способом… И не сам Толстой тут обыгрывается - формат нашего его восприятия.
Возникает еще один любитель инфернального - Гоголь. Одно лицо, почти что один нос в длинной черной крылатке. Или туловище, как ворон на снегу? Николай Васильевич старательно сжигает второй том.Снег засыпает все следы , театрально осыпает ярусы зрителей - в новой картине он главный герой. Художники катают из бумаги ком, другой, третий . Вдруг нижний ком отчаянно визжит. Там девочка, бумажный младенец, с удовольствием жующий обрывок бумаги.
Образы сменяют друг друга калейдоскопом, актеры проявляют чудеса пластики: вместе со старым бумажным кругом незаметно исчезают. И вот уже девочка на велосипеде в проекции,а над ней – папа и мама, протягивающие к ней деформированно большие ладони. Значит, снова на дворе 20 век с его живописными экспериментами. Родители имитируют совместный полет утянутыми вверх бесконечными нарядами. Девочку обряжают в костюм горянки и укладывают в одной проекции с Лермонтовым в бурке... Или с Гагариным?!... Так вот кого на самом деле любила «полнощная царица»! Художники приуготовляют все для пира, расписывая очередной многогранный пол в духе Пиросмани.Мы так привыкаем за полтора часа к бессловесности (не считать же за речи лай собаки или карканье вороны!), что обрывки арий звучат совсем неожиданно.
Тамара (или девочка, родившаяся из кома), которая предпочитала летать с Гагариным,а не Демоном, или с Лермонтовым, ( вот как вредно предварять просмотр чтением чужих рецензий!), закончит свою сценическую жизнь в руках все тех же ужасных художников. Ее закрутят и заклеят, как бандероль.
А художники уже осваивают последний круг: толпа у музейного здания растет и растет …Неужто предчувствие очереди века – очереди на Серова?.. Людей так много - фигуры сливаются в черные пятна. Свой маленький Эдем создают живописцы на сцене, снова разрушая его уничтожением и сотворением новой картины. Действо это завораживающее,медлительное, обрывается вдруг , как щемящая нота саксофона - на сцене живой звук.Актеры и художники кланяются, уходят, а мы все не верим, что это конец, ждем продолжения…
«Караул!!» – закричал Станиславский, увидев спектакль. Но тоже конечно, в версии ШДИ.
«Взгляд сверху — это смешно: люди кажутся такими маленькими: суетятся, как муравьи, трудятся, совершают какие-то поступки. Оттуда, сверху, эти поступки кажутся такими жалкими и грустными. Но именно в этой обреченности большое достоинство и какая-то мудрость».Так говорит создатель «Вида сверху». Добавить нечего.
Ирина Крайнова, фото Виктора Крайнова и с сайта
P.S. Художественный руководитель этого экспериментального заведения - театра ШДИ Игорь Яцко – ученик Анатолия Васильева, заслуженный артист России, наш земляк, бывший тюзовец. Спасибо ему за такой замечательный театр!
