ГАЛОПОМ - ПО СЕВЕРНЫМ ЕВРОПАМЧасть 1,Петербургская ( окончание)
В чертогах царских золотых
Сын саратовских художников ,тоже художник, работает у Валерия Фокина в Александринском театре. Александринка – театр царский,с большой историей , с золотой ложей в центре пышно убранного зала. Первый свой питерский день я провела в театре в полном смысле слова: спектакль ведущего восточноевропейского режиссера Аттилы Виднянского «Преступление и наказание» идет почти 6 часов.
Видела на сцене две великие версии романа и одну выдающуюся. В театре Моссовета «Петербургские сновидения» Юрия Завадского, где была высокая далекая декорация , Раскольников – Бортников,широко раскрыв свои огромные черные глаза, шел в полутьме по помосту прямо в зал, медленно наклонялся, вынимал топор (казалось, он сейчас рухнет вниз) и - отступал назад. На первый план выходил не убийство , поединки с таким мощным противником, как Леонид Марков в роли Порфирия Петровича . Соню играла неподражаемая в своей беззащитности Ия Савина.
Любимовский спектакль смотрела уже после смерти Высоцкого. Там уже не было неутолимой мужской силы Свидригайлова,но был слитно двигающийся и существующий актерский ансамбль Таганки. И - мистика города-призрака, возникающая из ничего, из скрипа то и дело открывающейся двери, за которой – пустота. Третье «Преступление и наказание» было московского режиссера Марины Глуховской в нашей драме, много было неожиданных ролей, и было освоенное до мелочей пространство Петербурга, в котором, оказывается, можно жить, мечтать, любить ,а не только убивать зловредных старух.
Импульсивный мадьяр Атилла распорядился по-своему реалиями романа, мистика у него своя - с мечущейся толпой, где смешались живые и мертвые, - убиенные живехоньки, и они так противно пересмеиваются и слишком уж натуралистичную голову Алены Ивановны под мышкой таскают. Возможно, я преувеличиваю, и умные столичные критики без меня все давно разложили по полочкам: « проклятые или последние вопросы не только остались, но приобрели еще большую остроту и еще большую беспощадность. Не случайно топор, которым в романе зарубил Раскольников процентщицу и ее безропотную сестру Лизавету, в спектакле обретает гомерический масштаб и зависает в пространстве над всеми без исключения действующими лицами».
Все так, однако буквализм никогда не был сильной стороны режиссуры.И пугают там, как мне показалось, не тех и не тем.Достоевский страшен не видениями, не вещими снами своими , а той степенью проникновения к нам в подкорку, которая- то и ужасает.Кажется, он не только знает про нас все, и дурное, глубоко – глубоко спрятанное, но может предсказать, как это дурное,гадкое, еще заворочается и на божий свет появится. Диалоги с Порфирием это самое дурное из подсознания извлекают, а разговоры с Соней, слабой, всеми презираемой Соней, возвращают нам свет и надежду.
В спектакле много актерских удач, начиная с центральной пары: Александр Поламишев –Анна Блинова. Достоинства и правота больного ребенка есть в Катерине Ивановне ( Виктория Воробьева). Неожиданная сила - в Мармеладове (Семен Паршин), трогательность - в нелепом Разумихине (Виктор Шуралев).Порфирий Петрович традиционно для нашей сцены иезуитничает – Виталий Коваленко ( мощь харизмы Леонида Маркова ей теперь лишь снится), а Свидригайлов (Дмитрий Лысенков) непривычно выворачивает все свое «грязное белье». И нет в нем вообще ничего, кроме мерзостности.
Спектакль вышел интересный, и режиссер говорит, что « для венгров до сих пор «Преступление и наказание» – главный иностранный роман, основное произведение зарубежной литературы». Верю, ведь текста Достоевского здесь много, и подан он уважительно. Но так ли уж нужно, без острой на то необходимости, держать нас почти 6 часов у сцены ? Всегда ли оправданы «долгоиграющие» спектакли? Хорошо, что в Питере автобусы ходят до полуночи…
Мы с приятельницей вообще пришли в театр спозаранку, поскольку с 4-х получили еще допуск в театральный музей.Александринка была «предметом особого внимания императоров и дирекции императорских театров, особенно при Николае I».Кто только не выходил на ее славную сцену - Асенкова и Каратыгин, Мария Савина и Дальский, Стрепетова и Комиссаржевская, Черкасов, Толубеев, Николай Симонов… Здесь были впервые поставлены «Горе от ума», «Ревизор», «Гроза». Режиссерами были Мейерхольд, Акимов,Козинцев,Товстоногов.
В восьми залах музея русской драмы этого старейшего театра страны ( более 250 лет) - уникальные сценические костюмы, декорации, мебель, реквизит спектаклей по эскизам выдающихся театральных художников - Головина, Билибина, Альтмана и др. Мы видели тяжелые одеяния монархов («Борис Годунов» Пушкина -1934 г. и «Петр Первый» Алексея Толстого - 1935 г. и множество костюмов эпохи Эльсинора ( из «Гамлета» 1954 года ), и пестрый лубок оформления и одежды героев «Похождений Чичикова». А как богато изубран «Маскарад» Лермонтова 17-го года в постановке Мейерхольда и художественном решении Головина, сколько там роскошных карнавальных костюмов домино и карточных мастей…
Поразили меня и совсем неожиданные вещи: великолепно сработанные соленые огурцы в бочонке и пышный парад ливрей театральных швейцаров. Нынче они ливреи не носят. Мы долго наблюдали за одним важным господином при белой манишке и бабочке у входа . С победным вид тенора prima он расхаживал перед театром. Оказалось – служитель в фойе..Они все здесь мужеского пола, импозантные, полные внутреннего достоинства.
Театр не так давно отреставрировали, царская ложа в центре зала снова заблистала всеми своими златыми украшениями. На мой вкус, ампир несколько помпезный, хоть и великий Росси руку приложил. Куда изысканней смотрится зал моего Одесского оперного, построенного австрийцами.
Любопытна нумерация кресел - сплошная по всему по залу, справа налево и слева направо.Так что без помощи элегантных служителей в крахмальных манишках мы со своими билетами не разобрались бы.
(Продолжение следует)
Ирина Крайнова
