
РЕВОЛЮЦИЯ, ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ, КОНФЕРЕНЦИЯ…
Конференция была внеочередная и захватывающая по своей проблематике.
Хорошо, что Октябрьская революция ( а это была именно революция) перестает быть только красной тряпкой, вызывающей у ученых -гуманитариев приступы безудержного гнева.Сто лет - срок. Приходит время взвешенного анализа и серьезных обобщений. Международную научную конференцию, которая проходила в Саратове с подачи Фединского литературного музея и при участии Института мировой литературы имени Горького, Пушкинского Дома и других солидных структур, интересовал один ее аспект: «Русская интеллигенция и революция в литературе XX века». Собственно, так она и называлась.
Открылась конференция в Областной научной библиотеке, где самым важным событием стала презентация капитального труда саратовских, московских и других ученых «Константин Федин и его современники. Из литературного наследия XX века». Представляла его Наталья Васильевна Корниенко, член-корреспондент РАН, одна из создателей книги, постоянная ведущая Фединских чтений. Как рассказала Наталья Васильевна, это был дерзкий план охватить в двух томах практически всю обширную переписку Константина Федина с современными ему литераторами - Ахматовой, Михаилом Кузминым, Чуковским, Ходасевичем, Федором Сологубом, Зощенко и др. ( и второй том практически готов , скоро увидит свет).Сначала ученые очень своей затее обрадовались, а потом …задумались, какой же огромный объем работы им предстоит. Ведь рукописные материалы требуют не только правильного прочтения, но и научного истолкования, комментариев.
Однако книга, наконец, увидела свет, увенчав работу десятков исследователей у нас и в обеих столицах. Прозвучало еще несколько пленарных докладов, из которых особенно интересен профессора Елены Елиной из Саратовского классического университета о трех взглядах на литературу и революцию – Троцкого, Полонского и Лелевича. Замдиректора по науке Фединского музея Ирина Кабанова знакомила с отзывами современников о романе Федина «Города и годы», одним из самых значимых его произведений , написанным отнюдь не методами соцреализма.
Большой интерес вызвал и доклад Нины Осиповой , профессора Московского гуманитарного университета, о революции в зеркале смеховой культуры.И эволюции той от Февраля 17 до Октября 17 –го, когда все гайки снова позавиничивали , да еще как … «Подумай, муза: нет цензуры!/Свободна мысль! Свободен стих!/Не искалечит цензор хмурый/Ни рифм, ни образов твоих»,- радовались литераторы в феврале .Рано радовались, как скоро выяснилось.
Конференция была объемной, с небывало большим и представительным составом, продолжалась три дня, разбившись на секции, уже в музее. Увы,не удалось послушать все доклады. Но то, что я услышала, было очень увлекательно.
Какие имена звучали на секции «Осмысление темы интеллигенции и революции 1917 года в литературе XX века» -Розанов,Булгаков, Зощенко,Слонимский… После розановского Апокалипсиса( его приговор революции, остро поданный московским исследователем Павлом Фокиным) наступил черед Юрия Борисова , завкафедрой русской и зарубежной литературы СГУ. Юрий Николаевич был блестящ, как всегда, в анализе комедии-фарса «Багровый остров» Булгакова, имеющей множество перекличек с «Горем от ума». Причем гораздо больше, чем кажется на первый взгляд.
Два доклада о Зощенко представили две противоречивые стороны замечательного сатирика. Если в своем виртуозном выступлении Алексей Семкин, ст. научный сотрудник Государственного литературного музея «XX век» (Петербург) исследовал смешную сторону произведений писателя ( «Октябрь и вожди Октября в творчестве М.М. Зощенко»), то филолог из Саратова Лидия Посадская остановилась на образе интеллигент, как «социальной-психологического типа» зощенковской прозы и постаралась доказать, что смех его сквозь слезы. Михаил Михайлович, сам втянутый в гигантскую мясорубку революции, сочувствовал маленькому человеку, беззащитному перед железными классовыми жерновами.
Случилась тут небольшая дискуссия о понятии интеллигент. Интеллигентность здесь понимается не как сумма знаний, не как производное от слова интеллект, не как внешняя воспитанность, а - глубокая внутренняя порядочность, которая бывает свойственна и людям простым, необразованным.Любопытный аспект показала научный сотрудник музея Ирина Ткачева, исследовав тему интеллигенции и революции в творчестве ныне почти забытого Слонимского.
Тут наша секция завершилась, и я отправилась на другую - изучать «Судьбы интеллигенции в революционные и послереволюционные периоды».Я услышала новые имена - Бартенев и Каменев. Узнала их судьбы, ведь каждый человек имеет право на то, чтобы его жизнь была рассказана. Жизнь стоит книги! – известный афоризм. Двое «политических», сосланные в царское время на север России, собиравшие там народные предания и песни и сделавшие столь много для сохранения северного фольклора, избрали разные стороны баррикады после Октября и оба погибли– один от рук красных, другой – белых.Как тут не вспомнить «Белую гвардию» и судьбу интеллигентной семьи Турбиных!
Затем слово взял советник по СМИ при посольстве Швеции в Москве Энеруд Пер и поведал о необычной судьбе меньшевика-беженца Павла Ольберга. Павел Карлович участник российского социал-демократического движения с самого его появления . После II съезда РСДРП - меньшевик, бундовец. С 1917 г. зарубежный корреспондент в Стокгольме, после революции остается в эмиграции. Для нас «бундовец»– как будто что-то невообразимо реакционное.Но это внушенное нам советское клише. Такие, как Ольберг, вводили в Швеции идеальную социальную модель, она действует вот уже сто лет, защищая людей от безработицы, болезней, нищеты , одинокой старости и т.п. Пер - журналист, написал книгу и о Ларисе Рейснер. Пишет о Яше Голованюке, знаменитом шведском писателе, который учился в нашей консерватории!
Я уже хотела перейти в другую секцию, но осталась немного послушать выступление Дженет Сапожниковой, завотделом музея Чернышевского. Она рассказывала, вроде, тривиальные вещи. Почему Чернышевские, которым их великий отец открыл путь в столицу Российской империи, вдруг решили вернуться в провинциальныйСаратов? Так почему же ? Что они за люди такие были? И кто ж все-таки настоящая интеллигенция, если она у нас вообще существует? Я заслушалась умненькую Дженет Георгиевну.
Но меня интересовала еще одна секция – «Революция сквозь призму эго-документов». Как историк знаю, что никакая художественная книга, хоть наилучшая, не заменит документов эпохи. Старший научный сотрудник архива Горького Лариса Жуховицкая анализировала письма интеллигентов к пролетарскому писателю. Многие из них - с характерными пометками синим карандашом.Значит,Алексей Максимович не только читал, но и принимал меры, пытаясь помочь людям. А это в те годы значило спасение от верной смерти.
Маргарита Шашкина, журналист и архивист, потрясла меня не только размерами дневника (4 тома!) своего героя - выпускника СХИ Владимирского - и важностью заключенных в нем записей, но и своим исследовательским подвигом. Изучив все тома, она буквально срослась со своим героем, часто цитирует его в разных публикациях.
Главный библиотекарь Пушкинки Анна Морковина занялась другим дневником - саратовской дореволюционной гимназистки. За несколько минут она сумела очертить круг ее чтения, показать ее серьезное увлечение театром, процитировать недетские глубокие мысли. Разгул «бессмысленного и беспощадного» народного бунта скинул с насиженного места эту семью, выбросил ее за границу. Девушка, подававшая большие надежды, погибает случайно на берегу моря, едва успев поступить в Сорбонну.А на страницах дневника она еще живая, юная, полная планов на будущее.
Так называемые эго-документы явственней многостраничных романов обнажают всю трагедию русской интеллигенции на сломе эпох. Что бы случилось с милейшими сестрами Чехова в 17-м? Выжили бы они ? Ущли бы к красным или белым? Какая разница… Ни с кем не спасешься – белые проиграли и погибли, красные победили , но скоро принялись за своих. Мой дед, «ценный кадр» - буржуазный спец с дипломом Петербургского инженерного института, не расставался со своим «банным» чемоданчиком.Тот всегда был наготове на случай ареста.
…Не дай нам бог жить в эпоху перемен - эти слова приписывают Конфуцию. Но живем же как-то…
Ирина Крайнова
