АКТРИСА НА ВСЕ ВРЕМЕНА
Ровно 10 лет назад я брала интервью у Людмилы Гришиной. Ничего не изменилось .
Сегодня замечательная актриса отмечает свой новый юбилей.В отличной форме,в свой бенефис в драме (один театр все 60 лет!) она снова сыграла Бабушку Маню в пьесе Юлии Тупикиной «Ба». Монологи бабушки нескончаемы и кажутся избитыми. Но они - как древние заговоры, молитвы. Вслушивайся-не вслушивайся, что-то дойдет,в голове останется. И уж точно – в сердце. Баба Маня читает их монотонным голосом («отсох суходол, повёл суховей…»)пробуждая внучку от того морока полуреальной жизни,в который она погрузилась.И Оля заговорит вдруг с сибирским акцентом, прыснет,как у себя дома на завалинке , немодные мамины обновы на себя примерит.Полно, бабушка ли то была - не сибирский ли их домовой, принявший бабушкино обличье? Дух дома, матриарх рода в узорной шапочке и шали с черной бахромой …Бабушка народной артистки России Гришиной - крошечная, сухонькая, строгая ,обаятельная: всех приветит, обогреет ,в себя влюбит. А уж кого она невзлюбит.. .мала вошь, да кусает больно.Все играют хорошо , Гришина - просто живет на сцене, уютно,ладно, по-сибирски домовито. Под занавес молодые артисты спешат обнять свою бабушку, прижаться к ее теплым бокам.
И тут раздается звонок в дверь.Опять,в который раз. Входят с гитарой артисты театра, коллеги Людмилы Николаевны по сцене.Виктор Мамонов поет переделанную к юбилею песню «Москва не сразу строилась», которая звучит в спектакле. Все подхватывают, студенты театрального института засыпают крошечную именинницу букетами с нее ростом.Гришину все любят…
Вот мое тогдашнее интервью. Здесь о поступлении в театр, об учебе, о ролях и режиссерах.
Леди саратовской сцены
Одна из лучших актрис академдрамы – народная артистка России Людмила Гришина. На сцене может практически всё – от высокой трагедии до эксцентрической комедии. Маленькая, хрупкая, неотразимо элегантная – кто мне поверит, если напишу, что в этом году она отметила свое семидесятилетие? Да я и сама не очень-то верю: изящная головка безупречно уложена. Вид, как всегда - подтянутый и энергичный. Изумительное ожерелье пастельных тонов, тонко перекликающееся с нежно- розовой кофточкой. Безупречная английская леди– и только!
- Вы сыграли более 80 ролей… - начинаю свои обычные расспросы, с трудом оторвав взгляд от загадочно мерцающего колье.
-Да нет, чуть ли не 150, - поправляют меня . – Ещё в драмстудии при театре начинала – нас тоже выпускали на сцену.
-Людмила Николаевна, расскажите о вашей студии. О ней известно гораздо меньше, чем о студии Киселёва. Был только один выпуск. И какой Вы хотели быть актрисой? Вот Григорий Анисимович Аредаков , Ваш худрук, признался, что мечтал стать комедийным актёром.
- Я просто хотела быть хорошей актрисой. На амплуа себя не делила. Когда трофейные фильмы у нас пошли, я просто с ума сходила, смотрела их по нескольку раз. Конечно, были у меня идеалы и театральные. Сначала я увлекалась тюзом. В 1956 году школу закончила и неудачно поступала в студию Киселёва.
-Вы да неудачно ? При Ваших способностях и прямо «тюзовском» росте!
- Ну, «не увидели», так бывает с актёрами. Когда Алексей Степанович Быстряков пришёл потом к нам работать, я ему напомнила, что он был в приемной комиссии тюза и меня «не взял». Он очень удивлялся. Чем хороша была наша студия? Мы всё время в театре, с 8 утра и до 12 ночи. Спектакли начинались в 8 вечера. Благо, я близко жила, у Детского парка. Нас, учеников студии, сразу использовали как массовку. Мы обожали выходить на сцену. Я вообще вспоминаю ту пору, как время какого-то захлебывающегося счастья. Сначала участвовали в массовках, потом в эпизодиках небольших, потом нам, ещё студентам, роли стали давать большие - в «Якорной площади», в «Неравном бое» . Помню 1958 год, спектакль «Почему улыбались звёзды» по Александру Корнейчуку. Весь курс - в массовке. А нас много набрали - около 50 человек (осталось, правда, к концу учёбы только 12). И вот мы многоголовым коллективом шли в оркестровую яму и пели там украинские песни. С упоением! С нами занимался музыкальный руководитель Григорий Кондратьевич Ершов. Был ещё спектакль, очень хороший – «Маленькая студентка» Погодина. Мы , трое молодых людей , ошалело мотались по лестницам - всё искали какую-то Соскину. Лия Шутова блистала в этом спектакле так, что глаз не оторвать. В спектакле «Орфей спускается в ад» и в «Антонии и Клеопатре» мы выбегали с танчиками (танцы – И.К.) Там у каждой из нас, трёх студенток, был уже свой музыкальный номер. Я смотрю сейчас на студентов театрального факультета : какие они ритмичные, пластичные! А потом думаю про себя : ну и мы были не хуже! Нас учили очень серьёзно. Екатерина Алексеевна, родная сестра нашего преподавателя танца и сценического движения Анны Алексеевны Петровой, читала нам историю театра.
- Где у студии было помещение?
- Мы занимались тут же, в верхнем фойе старого здания театра. Когда шли занятия и Аннушка, как мы её звали, нас выстраивала «на станок» («станок» изображали стулья), мы по периметру занимали всё фойе. Вся учёба и вся жизнь в театре. Как мы все любили друг друга, жили, как одна семья !
- А кто руководил студией ?
- Сначала был Михаил Михайлович Ляшенко, Заслуженный артист республики, он и набирал студию. Такой темпераментный, энергичный. Глаза блестят, как две мокрые смородинки, сам небольшой такой фазанок. Забирается на стол, щёки горят: «Пошли все направо, выстрел!» - вдохновенно так кричит и смотрит, у кого какая реакция. А потом пришёл Николай Автономович Бондарев - это целая эпоха в нашем театре. Сам высокий, глазки маленькие, умные, хитрые, нос такой длинный . Мы звали его Папа Крыса.
- Не обижался?
- Нет, конечно. Он действительно был похож на крысу. Ну и любил нас, потому – Папа. Строг был, но справедлив. Он же - главный режиссёр театра. Был у нас такой случай. Мы с сокурсницей Ингой Мысовской пели на два голоса за сценой лирическую песню «Белым снегом замело», а в это время на сцене шёл диалог у героев Седова и Лученковой. Аккомпанировал нам на гитаре студент Терентьев. Надоело нам за год петь «Белым снегом» не знаю как. Терентьев и говорит: «Я написал песню, тоже лирическую, «Маша –цветок полевой».Она в том же размере, в том же настроении идёт. Споете?» Мы её выучили к следующему же спектаклю. Ещё и народ наприглашали: «Приходите, мы сегодня новую песню будем петь!». Как запели: «Маша- цветок полевой…», Седов вёл сцену - глаза так и скосил за кулисы. Понравилось, наверное, думаем! Ещё поддаём. Закончили – вдруг появляется тень, такая высокая. Автономыч! «Где эти ромашки полевые? Так, на два месяца лишаю стипендии!»
-Сурово!
-А дисциплина в театре? Седов нам потом говорит: «Вы что, с ума сошли?! Вам что, здесь - самодеятельность? Я чуть из сцены своей не вышел!» Мы всегда старались послушать , какие замечания делает Бондарев актёрам. Для нас это тоже своего рода школа была. Но он к каждому близко подходил и говорил тихо. Тогда мы стали подкрадываться и прятаться за бархатные занавеси, чтобы хоть что-нибудь услышать. Потом у меня появилась театральная мама - актриса Татьяна Фёдоровна Радова. Ой, как она мне помогла, сколько дала мне хорошего! Даже если мы с ней вместе не были заняты, я обязательно приглашала её на прогон. Потом она говорила то-то и то-то. Я пыталась спорить, а она просила: «Ну, ты попробуй. Не почувствуешь необходимости, не делай». Я делала, как она говорила . И точно, всегда получалось лучше.
- Какие знаменитые «старики драмы» Вас учили?
-Преподавали у нас, кроме Бондарева, Сальников, Лещинская, Карганов. Все замечательные актёры. Великая, конечно, это школа, когда они все на сцене. А актрисы Гурская, Шутова! Как они все лепили такие маленькие вязочки, психологически копались в характере. Были у нас и уроки грима. Мы то черепа рисовали себе, то под кавказцев расписывали лица, то под японцев. Жена Бондарева писала пьесы. У нас в репертуаре был совершенно изумительный спектакль «Соперницы». Билеты на него спрашивали ещё на Советской улице. А мы играли в другой пьесе Елизаветы Бондаревой – «Друзья мои». Там у меня уже была роль - Жены . Мужа играл Юрий Каюров. Но мы обожали «Соперниц». Наизусть знали текст. Когда не были заняты в студии, приходили к своему завучу Соломону Исааковичу Вагину (любил нас, как своих детей): «Можно на «Соперниц»? Он смотрит в свой журнал: «Людмила, ну, сколько можно?! Десять раз уже ходила!» - «В последний раз, Соломон Исаакович!» Зрители грушами висели в зале, мы протискивались в ложи, чтоб хотя бы из –за чьих-то голов взглянуть на сцену. Со спектаклем «Чайки над морем», помню, мы с театром ездили в Москву (студийцы играли в массовке). Записывали его на столичном телевидении, тогда ещё и останкинской телебашни не было.
- При Дзекуне у Вас были роли широчайшего диапазона: от леди Макбет до жены Городничего.
- А я всегда любила, когда сильные режиссёры с нами работали. Лядов, Рубин, Ольховский. А Дзекун? Это вообще режиссёр от Бога. Он порой вытаскивал из актёров такое, что они в себе предполагать не могли. Роль Анны Андреевны – это у меня ввод был. Римма Белякова заболела.
- Но это Ваша роль, вы так органично вошли в актерский ансамбль спектакля.
- А вы не видели меня в «Дядюшкином сне»? Вот это ввод - так ввод был : за три дня. Я думала, помру. Заболела Валентина Ермакова, игравшая Москалёву. Пришлось три ночи текст зубрить. Мария Александровна – очень сильная, умная и хитрая дама. И обморок, в который она в финале хлопается, не игра - это на самом деле. Столько сил было приложено! Всё рассчитала, а из-за какого-то дурачка, на кого она и внимание не обращала, всё пропало. Очень похоже на ситуацию в «Ревизоре», но там «дурачку» Городничий проигрывает. Как ни странно, у Александра Ивановича Дзекуна легче было вводиться на роль, чем репетировать её с самого начала. Он каждую репетицию всё менял. Эту его манеру мы не любили страшно. Но у моей Москалевой он, слава Богу, ничего не менял. Нужно было за три дня войти в материал Достоевского, в сценическую среду, где актёры уже обжились, привыкли к рисунку роли. С Дзекуном легко было работать, потому что он давал полную свободу импровизации. Только направлял. Вот я в спектакле «За зеркалом» играла приближённую Императрицы графиню Брюс. Чего только он меня не заставлял делать! То я выбегала из зрительного зала, то с какой-то верёвки должна прыгать… Потом он ещё и декорацию переменил. Спускаясь с высоты , я в три прыжка должна быть на сцене : «Вот как хотите, хоть через 10 ступенек!». Движения танцевальные не давал, всё сама придумывала. Месяц мы так репетируем, тут Дзекун говорит: «Люсенька, ты меня прости, я ведь забываю, что тебе уже не 20 лет, а я тебя так гоняю! Но ты похудела, так тебе хорошо!» Я на него не обижалась. Если он был не прав, потом всегда извинялся.
- «Игру королей» не он ставил? Вот уж где тонкая психология – Когоут! Очаровательная у Вас героиня, но кого из двух своих мужчин она любит на самом деле?
- Ставил режиссёр из Грузии, и неудачно. Александр Иванович его перепоставил за два дня – в четыре репетиции. И 11 лет спектакль у нас шёл. Моя героиня этого любит и того – но по -своему. Прямо разрывается между ними. И никак не может понять, почему они ни на малейший компромисс не хотят пойти, договориться между собой. Ведь не мальчики уже. Так получилось. Что ж бедную женщину на части разрывать? Ох, уж этот мужской эгоизм! Эльза прикипела душой к обоим. Учёный ей душу открыл, муж помог ей, когда она чуть не пропала. И столько уже накопилось в их отношениях за долгие годы – как снежный ком обросло. Это ж надо иметь талант, силу характера всё это вынести. Не знаю ещё, что бы с ними двоими было, если б не эта их женщина.
- В последнее время Вы сыграли две интересные и очень разные роли. В спектакле «Немного о лете» роль как бы комическая, но не без внутреннего драматизма. В конце спектакля Вы разыгрываете новый вариант «Колобка», всем смешно, а у Вас, нелюбимой жены, которая это хорошо понимает, слёзы в глазах.
- А потому, что начинаешь больше входить вглубь взаимоотношений, думаешь над тем, меняется моя героиня или не меняется. Самостоятельная идёт работа, от этого не уйдёшь. Когда я первый раз прочитала пьесу, мне показалось, что там концы с концами не сходятся. Было очень много стихов этой Пигалицы – героини. Режиссёр Марина Глуховская там что-то переставила, стихи сократила, добавила много цитат из Чехова. Это право режиссёра – трактовать по-своему.
-Получилось интересно.
-Интересней для меня «Квартет" Харвуда – тут сильная драматургия. А режиссуры было мало – видимо, полагали, что четыре народных артиста вытянут. Не доиграем, то хоть «довыглядим». Но когда хорошая вещь, хороший материал, приятно копаться в нём. 50 процентов удачи в самой пьесе. Мне звездность не свойственна, но нафантазировать, как может вести себя оперная звезда, довольно своевольная, я могу. В доме для ветеранов сцены встретились четыре одиночества, я ищу особенности своего. Моя Джин хочет прожить остаток жизни спокойно и достойно. У нас ,скорей, трагические роли – всё же , тема ухода. Но не без комических ноток.
- Изумительные на Вас здесь костюмные ансамбли. От Наместникова?
- Ну, Юрочка Наместников – прекрасный художник. И что мне понравилось, он всех нас спрашивал, что бы мы хотели. Я вспомнила интервью с Матвиенко, на ней был чёрный костюм и какая-то кофточка жёлто-золотого цвета, блестящая. И так мне понравилось это сочетание - и официально, и нарядно. И было бы ещё неплохо, сказала я, чтоб какой-нибудь цилиндр, как Марлен Дитрих носила. Цилиндр - не цилиндр, но высокую шляпку он мне сделал. Нашёл золотую органзу. А второй мой костюм - пастельных тонов. Знаете, режиссёр хотел на нас сначала «психушные» робы надеть. Но мы не в сумасшедшем доме! Это дом старых актёров.
Не удержавшись, напоследок спрашиваю Людмилу Николаевну о поразившем моё воображение ожерелье. Оказывается, хризолит. Обнаружила случайно в Торговом центре, потом и браслетик в тон удалось купить. «Рецептов молодости» нашей замечательной народной актрисы спрашивать не стала. Рассказали уже! Людмила Николаевна всерьёз изучает восточные учения, увлекается духовной йогой, которая помогает человеку постичь его внутренний мир и справиться со стрессами. Наше физическое здоровье начинается, конечно же, с состояния нашей души. Женщина на все сто, полная обаяния и творческой энергии, готовая к абсолютно любой роли – такова актриса Гришина сейчас.
Ирина Крайнова, фото с сайта театра
